Взгляд депутата

Вы начинали свою карьеру в качестве профессионального спортсмена. Как случилось, что затем вы сменили сферу деятельности и оказались в бизнесе и политике?

Еще в студенческие годы я начал играть в сборной МАИ по гандболу, которая в то время считалась одной из лучших команд Советского Союза. Вообще с десяти лет я интенсивно занимался спортом, так что вся моя молодость – это непрерывные сборы, постоянные тренировки и соревнования. В 1991 году совершенно официально, по линии Госкомспорта, я уехал играть в профессиональный испанский клуб, в котором провел ровно год. Вернулся в совсем другую Россию, охваченную бурлящей коммерческой активностью. И следуя духу времени, ушел с головой в бизнес. С тех пор не без успеха его развиваю, хотя первые два года «дикого капитализма» дались очень тяжело. Мне тогда ужасно не хватало адреналина, кипела кровь, а потому бизнес той эпохи воспринимался скорее как эмоциональная отдушина, как своего рода экстремальный спорт.

А с чего началось ваше увлечение реальным экстримом?

Примерно в то же время я встал на горные лыжи. Начал выбираться за границу, одну за другой открывал для себя новые горнолыжные трассы. В 1996 году попробовал себя в сноуборде, и с тех пор это моя главная спортивная любовь. Я объездил все известные места для катания в Европе, Южной и Северной Америке. Попутно увлекся серфингом, хотя на волнах стою все еще не слишком профессионально. Если же говорить о сноуборде, то, конечно, мой высокий рост не позволяет делать на трассе слишком сложные фокусы, но зато он великолепно подходит для фрирайда. Это незабываемое ощущение, когда ты летишь на всей скорости по крутому склону и понятия не имеешь, что ждет тебя впереди. Ради такого адреналина и едешь в горы.

Вы считаете, что адреналина в повседневной жизни современного бизнесмена не хватает?

Хватает, бизнес – вообще сплошной адреналин, тем более в России. Но это адреналин совсем другого рода. Тот драйв, который испытываешь в горах, тонизирует чувства и укрепляет нервы.

Приходилось ли вам закручивать виражи на российских горнолыжных трассах?

В России я вообще никогда не катался, потому что считаю, что здесь попросту нет никакой горнолыжной и сноубордической инфраструктуры, и в ближайшее время она вряд ли появится.

А как же Красная Поляна и весь связанный с проектом Сочи-2014 ажиотаж?

Мне даже слушать об этом смешно. На мой взгляд, там мы имеем дело с абсолютно неэффективным подходом. В Европе каждый год строится два-три подобных горнолыжных комплекса. Поэтому нам надо не изобретать велосипед, а просто пригласить в Сочи европейских специалистов. Уверен, что стоить это будет не дороже, чем услуги наших прославленных архитекторов, никогда ничем подобным не занимавшихся. Только тогда мы получим курорт мирового уровня, отвечающий лучшим швейцарским или американским стандартам. А пока налицо абсолютно несистемный подход, при котором через десять лет придется все ломать и строить заново.

По мнению психологов, экстремальные виды спорта лучше всего развиваются в благополучных странах, где жизнь протекает размеренно и монотонно. То есть экстрим становится последним прибежищем для людей, жаждущих риска. Вы с этим согласны?

Абсолютно. Я вообще считаю, что экстремальные виды спорта могут играть важную социальную роль. Если не брать во внимание дорогостоящие направления экстрима, то остальные дисциплины – особенно уличные – доступны для среднестатистического гражданина. И экстремальный спорт действительно с каждым годом становится все более массовым. В странах, которые диктуют моду на экстрим – США, Германии или Франции, – экстремальные дисциплины сравнялись по популярности с традиционными. Я уверен, что эта тенденция будет только укрепляться, и скоро мы увидим, что количество людей, приходящих на американские X Games или русские Adrenalin Games, будет таким же, как и на финальных матчах чемпионатов мира по футболу или бейсболу.

Такие проекты, как X-Games или Adrenalin Games, с одной стороны, способствуют популяризации экстрима, с другой – упорядочивают его. Но ведь изначально эти виды спорта развивались как раз стихийно, и, быть может, именно в этом их главное преимущество и привлекательность. Не противоречит ли организованный характер X-Games или Adrenalin Games самой сути экстрима?

Это иллюзия, что экстремальный спорт развивался стихийно. Если посмотреть на историю его становления, то станет понятно, что основным двигателем этого процесса были средства массовой информации. СМИ всегда немного опережают свое время. Еще на заре массовой популярности экстрима в США появились десятки программ, посвященных экстремальным дисциплинам. Затем начал подтягиваться бизнес, возникла мощная индустрия, включающая в себя как производителей спортивного оборудования и одежды, так и туристические компании, музыкальные группы, дизайнеров и даже инженеров. В России этот процесс только набирает обороты.

Вы говорили о социальной роли экстрима. А может ли, на ваш взгляд, экстремальный спорт служить своего рода альтернативой политическому радикализму?

Конечно. В годы моей юности молодежь развлекала себя только подъездными посиделками с гитарой да пивом. Ничего другого тогда мы не знали. Сегодня у молодых гораздо больше возможностей реализовать свой потенциал, однако далеко не все их востребуют. Подросткам просто необходимо соревноваться, конкуренция для них – самый главный стимул внутреннего развития. Но самоутверждаться можно по-разному. Некоторые делают это в новомодных клубах, другие – машут кулаками в подворотнях, третьи выбирают еще более радикальные методы. Поэтому я убежден, что спорт, тем более экстремальный, мог бы направить энергию ребят в конструктивное русло, помочь им найти и проявить свою индивидуальность. И, пожалуй, это один из самых главных аргументов в пользу повсеместной поддержки экстрима.