Теннис по правилам Шамиля Тарпищева

У нас с финансированием было более-менее нормально до первого экономического кризиса в России. После того как средний и малый бизнес ушел из спонсорства, стало сложно. На протяжении примерно 10 лет бюджет ФТР составляет около 10 миллионов долларов в год, а надо около 30. Это не считая строительства объектов. При этом у нас есть системность, поэтому даем результат. Раньше было 20–25 спонсоров, которые приносили по 250–300 тысяч долларов. Создан попечительский совет, где огромную помощь в развитии тенниса оказывает Андрей Бокарев. Его поддержка позволяет выстроить систему по подготовке в спорте высших достижений. Практически в течение 15 лет мы занимаем первое место в Европе по молодежно-юношескому составу. Мы не проваливались даже в тяжелые в финансовом плане годы. Другое дело, что стоимость подготовки у взрослых намного выше, чем у юных теннисистов. В возрасте до 16 лет подготовка на выезде стоит 50 тысяч долларов на человека в год, а для 17–18-летних – уже более 200 тысяч. Конечно, ресурсов на все и всех не хватает. 

Когда мало денег, но есть система, появляются чемпионы. Когда есть и деньги, и система, чемпионов много. С 2001 по 2010 год наша федерация была признана сильнейшей в мире. В то время у нас в первой десятке рейтинга было пять теннисисток и двое-трое теннисистов.  

Сказался ли допинговый скандал, из-за которого было приостановлено членство ОКР в МОК, на отношении Международной федерации тенниса (ITF) к Федерации тенниса России? Появились ли сложности с организацией турниров в нашей стране? 

Никаких проблем у нас нет, позиции в ITF крепкие. С Григорием Родченковым ФТР никаких связей не имела. Мы с ним пересекались, когда он возглавлял московскую антидопинговую лабораторию, но теннисисты в ней никогда не проверялись. У нас другая система контроля. В теннисе спортсмен с раннего детства отвечает за себя, поэтому формируется антидопинговая культура. В ФТР уже лет 30 работает Сергей Ясницкий, профессиональный врач от бога. Он контролирует спортсменов, предупреждает. Помогает заполнять формуляры, когда теннисисту нужно уведомить ITF о приеме тех или иных препаратов в случае болезни. Например, гриппа. Проблемы возникают только случайно. К примеру, был случай с Ларисой Савченко, которая выпила в течение дня восемь чашек кофе, и допинг-тест оказался положительным. Тогда удалось избежать проблем. Иногда принимаются два препарата. По отдельности они не являются допингом, но вместе дают положительный тест. В том случае тоже удалось избежать дисквалификации. Пока у нас все исключительно хорошо в плане предотвращения применения допинга. 

В интервью нашему журналу несколько лет назад вы говорили: «В России нужны семь-восемь теннисных академий, не отягощенных коммерцией, где бы воспитывались тренерские кадры, спортсмены, передавался опыт членов национальной команды». Реализуется ли план создания подобных академий?  

Такие центры есть в Казани, Рязани, Москве (школа «Олимпиец» и НТЦ). Наиболее благополучно дела обстоят в Татарстане: в шести городах строятся теннисные центры. Почему я говорю о семи академиях: сейчас победная методика распространяется на очень ограниченный круг ребят. В новые теннисные центры мы можем предоставить методику и тренерские кадры. Сейчас же она используется только в национальной сборной и экспериментальной группе из 74 человек. В частных академиях это сложно осуществить, так как они создаются, как правило, для зарабатывания средств.

Медведев останется во главе St. Petersburg Open, он подтвердил это. Но хочу сказать, что там деньги тратятся в основном на приглашение звезд.

Нам ближе модель Кубка Кремля. В его рамках проводится масса мероприятий: конференции, семинары тренеров, смотры-конкурсы, отчеты спортсменов за истекший год и планирование на следующий. Приоритет на Кубке Кремля – участие максимального количества россиян. В нынешнем году турнир пройдет в «Крылатском» с 12 по 20 октября, но в перспективе надо искать другое место или разводить мужские и женские старты по срокам, чего не хотелось бы делать. 

В Америке есть собственный тур с многочисленными турнирами. В идеале и у нас должно быть 20–30 соревнований, но в силу того, что они по определению не могут быть окупаемыми, бизнесменам это не интересно.  

Ситуация изменилась. Я считаю эксперимент с изменением формата Кубка Дэвиса неудачным. То, что произошло в Орландо, сослужит плохую службу. В пользу нового формата было подано всего на 12 голосов больше, и если бы съезд ITF проходил в Европе, исход мог оказаться иным. Теннисное сообщество на грани развала: загруженность календаря максимальна, и велика конкуренция между ITF, с одной стороны, и ATP и WTA – с другой. Надо год подождать, чем все закончится. Как бы ITF не потеряла свои позиции и не оказалась под профессиональными организациями.

Основная причина этого – неправильная система организации и проведения соревнований: слишком узкое горлышко попадания в элиту. К примеру, Хуан Мартин дель Потро получил травму, был прооперирован и после возвращения в строй около трех лет не может прорваться наверх. А ведь он не потерял класс игры! Молодежи приходится затратить четыре-пять лет игры со взрослыми для того, чтобы войти в мировую элиту, которой я считаю топ-50 мирового рейтинга. 

Теннис – вид спорта, противоречащий методике спортивной тренировки в целом. Три правящие организации предполагают, что спортсмен должен играть 34–36 недель в году, а зачетных недель – 23. Для молодежи это непосильный груз, который ведет к травматизму и раннему завершению карьеры. При этом ведущие спортсмены выступают гораздо реже. По новой системе горлышко сузилось еще больше: стало сложнее набирать очки для вхождения в топ-100. Мы видим явный конфликт бизнеса и методики: профессиональные организации не хотят терять деньги, а спортсмен физически не способен прогрессировать потому, что из-за обилия соревнований еще несформированный организм вынужден перенагружаться. 

Оба могут даже возглавить его. Надо избежать травм. Если Хачанов уже сформированный атлет, то Медведев физически еще не окреп, как и Андрей Рублев. Травма Рублева – как раз следствие непомерной нагрузки, о которой я говорил. Сейчас он вынужден много играть, чтобы попасть в элиту. Андрей вылетел из первой сотни, и теперь ему надо проводить и квалификацию, и сам турнир. Тот же Роджер Федерер играет максимум 10–12 турниров в год и имеет возможность целенаправленно готовиться. Он бы давно закончил, если бы играл столько же, сколько молодые. То же самое можно сказать и о Рафаэле Надале. Топ-ветераны могут позволить себе восстанавливаться, лечиться: основные турниры приносят много очков. Те, что из серии Masters и «Большого шлема». Таких в общей сложности 14. 

Мало кто может позволить себе по полгода ездить по турнирам с одним спортсменом. Турсунов может. В теннисе спортсмен сам нанимает тренера, платит ему и, если тот не устраивает, увольняет. Поэтому выбор всегда за спортсменом. Дмитрий и Арина сошлись характерами, к тому же Турсунов быстро играет и может выступать в качестве спарринг-партнера. В мире хороший тренер получает 300–600 тысяч долларов от спортсмена за контракт длительностью пять-шесть месяцев. 

Вопрос тренерства сложный. К примеру, Новак Джокович нанял Бориса Беккера потому, что немец проповедовал тактику быстрого нападения. У серба этого не было. За семь-восемь месяцев подтянул слабую сторону и взял нового, который, допустим, силен в вопросах психологии. Многие спортсмены берут тренера, который также выступает в качестве спарринг-партнера. Универсальный тренер – это в первую очередь наставник сборной, перед ним стоит задача создать команду из разных по стилю и классу игроков. Личный тренер – история совсем другая. Теннисист видит, чего ему не хватает, и ищет специалиста, который это может дать. В качестве примера длительного сотрудничества можно назвать Новака Джоковича и Марьяна Вайду, но серб все равно в дополнение к этому альянсу периодически нанимает тренеров, которые могут помочь избавиться от технико-тактических недостатков.  

Мы понимали, что в команде идет смена поколений, и было важно подтянуть молодежь. Задача Анастасии состояла в том, чтобы учить и формировать молодежь для будущих побед. Надо было научить спортсменов не только теннисным премудростям, но и вопросам медицины, адаптации к различным климатическим и временным параметрам. 

Поэтому мы стали играть во Владивостоке, других городах. Это элемент учебы: людям становится легче играть в других странах, на иных континентах. 

Когда мы с 2001 по 2010 год четыре раза выиграли Кубок Федерации, за сборную выступили 14 человек. Была ротация, взаимозаменяемость. Сейчас этого нет. Талантливой молодежи много, но где найти возможности для обеспечения круглогодичного тренировочного процесса? Сейчас получается, что теннисисты на централизованной подготовке до 16-летнего возраста, а потом несколько лет на вольных хлебах. Мы выпихиваем молодых игроков в академии, а там видят теннис по-другому, и около 70% спортсменов пропадают. В средней полосе России на воздухе можно играть только 5,5 месяца, остальное время надо тренироваться под крышей. А инфраструктуры не хватает, и возможности ограничены. 

У нас есть Дарья Касаткина, Анастасия Павлюченкова, Анастасия Потапова, Наталья Вихлянцева и ряд молодых, еще не обстрелянных в соревнованиях спортсменок. Например, Анна Калинская и Влада Коваль. 

Пока еще нет. Человек физически в Америке, а матчи Кубка Федерации проводятся в Европе. Приезжая в сборную, Мария теряет три-четыре недели в плане рейтинговых очков: должна прилететь, адаптироваться, сыграть, улететь, снова адаптироваться. Если календарь совпадет по континентальности, мы будем рассматривать ее кандидатуру. Ведущие теннисисты мира написали письмо в МОК, чтобы не делать обязательным участие в командных соревнованиях для попадания на Олимпийские игры. Думаю, что ничего из этого не выйдет: МОК имеет дело с федерациями, а не профессиональными организациями. 

Раньше многие считали, что турниры «Большого шлема» выше Олимпийских игр. Сейчас ситуация поменялась в корне, и практически все выступают за свои страны. Олимпийский чемпион – это звание навечно, у него нет приставки «экс». Нельзя не учитывать и тот факт, что оно помогает в работе с рекламодателями. 

У нас системный подход. Что бы ни произошло, есть кадры. Игорь Куницын, Игорь Андреев, Николай Давыденко, Евгений Кафельников, Анастасия Мыскина… Даже если отойду от тенниса, как член МОК буду помогать своему виду спорта. Я умею делиться полномочиями: когда увидел, что не справляюсь, назначил другого капитана команды в Кубке Федерации. 

К сожалению, в России большая зависимость от личностей – связей человека, его лоббистских возможностей. Думаю, в ближайшее время ситуация не изменится. 

Я лично не знаком с Кононовым, но его заявления и шаги мне кажутся разумными. Считаю, что сейчас много хороших российских тренеров – Сергей Кирьяков, Игорь Шалимов, Николай Писарев, Дмитрий Аленичев… Знаю их и как людей, и как профессионалов. Мне нравилась работа Шалимова в «Краснодаре», он тренировал готовую команду, но не испортил ее, а в некоторых аспектах улучшил. Не знаю, какими мотивами руководствовались, увольняя его, но это сформировавшийся тренер. 

Молодым специалистам не хватает опыта проведенных матчей, но по качеству работы претензий к ним нет. Возьмем тот же «Енисей» Аленичева: у команды слабый подбор игроков, нет собственного стадиона, приходится непонятно куда ездить тренироваться… В такой ситуации чехарда с результатами естественна.