Владимир Рендель – о волейболе сегодняшнем и времен Игр доброй воли и правильном комментарии, способном предотвратить международный конфликт

Досье

• Родился 22 июля 1935 года в Москве
• Ведущий судья-информатор чемпионатов и Кубков СССР и России с 1963 года по настоящее время, Матчей звезд (2005, 2009) и Суперкубка (2008)
• Спикер-рефери Олимпийских игр, чемпионатов мира и Европы по волейболу, первенств общества «Динамо» по рукопашному бою и стрельбе
• Награжден почетным знаком «За заслуги в развитии волейбола в России» (2005)
• Соавтор «Методических рекомендаций для судей-информаторов и линейных ЧМ-78 и ОИ-80»

Вам известно, сколько матчей вы провели за карьеру?
50 чемпионатов СССР, России и Москвы. Международных матчей – 657 (по состоянию на 22 июня 2013 года. – Прим. БС). В марте 2008‑го было 600 международных. Ян Хронек, вице-президент Европейской конфедерации волейбола, узнав мою статистику, был очень удивлен. Но у меня все записано: даты, играющие команды. И вот в прошлом году накануне полуфинала чемпионата Европы мне вручили два хрустальных кубка, на которых крупными буквами написано CEV (Confédération Européenne de Volleyball. – Прим. БС).

Вряд ли эта награда считается самой ценной для вас.
Самая-самая – не награда, а честь быть спикером Олимпиады. Все остальное не так значимо, ведь для того чтобы попасть на Игры, требовалось пройти два тура конкурса «Олимпийский арбитр». Как только его итоги опубликовали в журнале «Спортивные игры», моя мечта сбылась. Феликс Райцис, полковник, заведующий кафедрой военной академии, и я работали на 49 матчах мужских и женских команд в ходе домашней Олимпиады‑80. Феликс награждал золотыми медалями мужскую команду, а я – женскую во главе с двумя замечательными тренерами Николаем Карполем и Николаем Беляевым.

А спустя шесть лет в Москве состоялись Игры доброй воли, которые тоже вошли в историю российского спорта.
Неповторимый внутренний дух! СМИ уверяли, что за финальным матчем с американцами следили полтора миллиарда человек. Ту встречу из пяти партий называли «Матч-гигант», обе команды – фантастика, я работал на микрофоне.

Что 30 лет назад приводило зрителей в экстаз?
Сказать, что это был другой вид спорта, – слишком серьезно, а вот другой волейбол – совершенно точно. Давайте сравним отдельные фрагменты игры. Атака игрока задней линии в середине прошлого века – эпизод, сегодня – постоянно. Раз. Два: в 1966‑м разрешили только наступать на центральную линию. Сегодня, если игрок потеряет равновесие и завалится на сторону оппонента, игра будет продолжена, при условии что ступни ног оказались над центральной линией. Но есть маленький нюанс: розыгрыш не остановят в том случае, если волейболист не мешает игре соперника; судьба эпизода зависит от решения арбитра. В‑третьих, дозволили перенос рук при блокировании, но строго после выполнения удара нападающим. Сейчас – то же самое, но отличия, безусловно, имеются: сетка была на 2 санти­метра выше, а средний рост игроков на 10–15 сантиметров ниже. Четвертое: в волейболе XXI века несоизмеримо вырос эффект силовой нацеленной подачи. К тому же основным видом действия игрока на площадке считался верхний прием. Сегодня практически всегда прием осуществляется снизу во избежание судейских свистков. Пятое: атлетическая подготовка стала намного сильнее. Мужчины показывают скоростно-силовой и многовариантный волейбол. К ребятам подтягиваются девушки, пусть они и играют первым темпом гораздо реже. Если получается точный прием, у связующего появляется возможность организовать атаку первым темпом, что сразу дает преимущество, ибо на первый темп соперник ставит одинарный блок, реже – двойной. Однако блок из четырех рук далеко не всегда надежен. Почему? Как писал в журнале «Время волейбола» заслуженный тренер СССР, олимпийский чемпион Юрий Чесноков, рассчитывавший посекундно действия блокирующих против атаки первым темпом, второй защищающийся надежно пристроиться и закрыть соответствующие зоны при блокировании не успевает. Получается рваный двойной блок, пробить который высокотехничному игроку, достигающему вытянутой рукой в прыжке отметки 3.40 (высота сетки – 2.43. – Прим. БС), будет проще.

Но ведь ему противостоят не менее рослые парни. Это наверняка отрабатывается…
У нападающего остается несколько вариантов. Например, бить поверх блока: мяч после касания летит далеко за заднюю линию. Или отыграть в сторону от блока за боковую, там затруднена подстраховка. У выдающихся мастеров идет речь о тонкостях: мяч вперед, выше, ниже, относительно многофакторной модели игры ведется непрерывное наблюдение за тем, где стоят блокирующие, как расположены защитники, кто может успеть, а кто нет. Этим интересен современный волейбол.

У вас как судьи-информатора был учитель?
Борис Яковлевич Левандовский, волейболист, почетный судья всесоюзной категории, участник войны, разведчик.

Вспомните первую значимую работу у микрофона.
Это было летом 1965‑го на спартакиаде профсоюзов. Я как раз вернулся из армии в Москву, стал судьей Московской коллегии, сочетая арбитраж судьи на вышке с работой у микрофона. Главным был великий Анатолий Чинилин. Зная меня уже два года, он смело назначал на все роли, которые только существуют в волейболе: и первый судья, и секретарь, и диктор.

Нервы пошаливали?
Нет. Абсолютно! Волейбольный арбитр – категория особая. Я судил команды мастеров в других городах, имея только оплату командировочных: 2 рубля 60 копеек на все. С работы освобождали по письму спорткомитета, по нему же сохраняли зарплату. Голый энтузиазм. Но 1964 год – это олимпийские медали наших мужчин: Коваленко, Буробина, Мондзолевского и других моих друзей. Ответственность – сумасшедшая, игроки – лучшие в мире, работа – бесплатно. Скажу больше: я не зарабатывал на волейболе. Даже не буду называть сумму, которую мне заплатили за прямой эфир в течение 70 часов на Олимпийских играх в Москве…

В чем секрет Владимира Ренделя? Чем принципиально отличается ваша манера?
В отличие от большинства судей-информаторов, я комментирую игру. Кстати, в международных правилах об этом ни слова: любые дополнительные объявления возможны только с разрешения инспектора или главного судьи. А я стараюсь непростые ситуации все-таки объяснять.
Забавный случай произошел перед финальным матчем Игр доброй воли 1986 года. Мы вышли на улицу через служебный вход. Передо мной оказалось много известных людей: Олег Чехов – легенда, тренер чемпионов Олимпийских игр, судья международной категории, рядом с ним Виталий Коваленко, олимпийский чемпион, профессор, а также двое других чемпионов Игр: одессит Жора Мондзолевский и невозмутимый Николай Буробин. Они мне: «Володя, почему ты все время говоришь об ошибках? Мяч коснулся блока; ошибка при второй передаче. Зачем? Ведь ты понимаешь, что эта ошибка вызвана действиями соперника. Почему не говоришь, кто выиграл и каким образом это произошло?» Хотя, между прочим, тогда была «рамочная» обязанность судьи-информатора комментировать только ошибки. Но ребята настаивали: «Пожалуйста, говори о тех, кто получил очко». Во время финала я так и сделал: комментировал действия тех, кто выигрывал игровую ситуацию, что по правилам делать было нельзя. И самое интересное: никто из руководства мне замечания не сделал. Я осмелел, стал уверенно объяснять как ошибки, так и позитивные действия.

Отношение к вам изменилось?
После Игр стал одним из ведущих голосов волейбола. Мои действия начали признавать правильными. Я один из немногих, кто позволял себе комментировать действия на площадке, что на международных соревнованиях просто необходимо. На самом деле комментарий обязателен еще и для того, чтобы погасить эмоции игроков, несущихся выяснять отношения с главным арбитром. Один случай мне запомнился особенно…
Сегодня по окончании розыгрыша арбитр сначала показывает, кто выиграл очко, а уже затем – почему. В 1986‑м, на первых Играх доброй воли, было наоборот. Финальный матч СССР – США. Американец и русский взмыли над сеткой и одновременно били по мячу. Турецкий арбитр Тунчай сразу указал не на ошибку, а в сторону русской команды. Тут же весь заокеанский коллектив пошел к вышке к первому рефери, что запрещено всеми законами волейбола. Я чувствую: у меня доли секунды, чтобы остановить конфликт. Весь мир смотрит! Толкаю рядом сидящих переводчиков‑синхронистов: «Мяч от блока команды США опустился за пределами площадки». Американцы остановились. Дальше надо было восстановить игровую ситуацию: «Подача команды СССР». Русские, слыша мой голос, начинают делать переход. И я чуть с другой тональностью добавляю: «Подает Александр Сороколет, СССР». Сашка уже стучит мячом за задней линией, американцам ничего не остается, как занять позиции для приема подачи. Тунчай дает свисток. Конфликт исчерпан: всю ответственность я взял на себя.

У вас есть ученики?
Никто не хочет работать на самую маленькую тарифную ставку с той ответственностью, которую я беру на себя. Другие работают по регламенту, спокойно, без комментариев. Естественно, никто ни к кому претензий не предъявляет.

Когда вы сами увлеклись волейболом?
Еще мальчишкой во время войны повстречал в одном из дворов близ Земляного Вала красавца-парня с могучей фигурой, игравшего в волейбол. Но у него была особенность: принимал, бил, пасовал одной правой, левая – отсутствовала по плечо. Вой­на… Я, видя это, впал в настоящий раж и тут же решил: у меня две руки, и я научусь играть! В 12 лет попал в секцию «Торпедо» завода имени Лихачева. Окончил школу уже со вторым разрядом, еще в восьмом классе решил, что буду офицером. Поступил в Казанское военное училище, где меня сразу выбрали играющим тренером. Научил ребят технике, и мы начали выступать: выиграли чемпионат гарнизона, годом позже – Кубок Приволжского округа, а затем и Спартакиаду Казани.

Как вы стали диктором?
Шел 1957 год, я служил в глубинке. Мы, четыре офицера, жили в одном финском домике. Один из нас, лейтенант Николайчук, большой любитель книг, однажды услышал, что в местном радиокомитете задумано провести серию циклов литературного вещания. А кому читать? Некому. И тот лейтенант выпалил: «О, у Ренделя дикция – во!» Спустя время командир локаторов дальнего обнаружения говорит: «Рендель, тебя вызывают в радиокомитет». Меня проверили: понравился. И вскоре начал работать: читал в эфире отрывки из «Войны и мира».

Это правда, что вы получили звание лейтенанта приказом министра обороны Жукова?
Да, в 1956 году. Я как раз получил назначение в московский округ ПВО, имея при этом вторую категорию судьи по волейболу и трехлетний опыт в Казани. Меня пригласил Виктор Правдин, заслуженный тренер СССР, боец-универсал бригады особого назначения, в то время председатель коллегии судей, наставник ЦСКА и всего округа. Мы готовились к первенству Вооруженных сил, но принять участие в дебютном матче я не смог: выбил палец. Правдин говорит: «Володь, ты сейчас недееспособен, но я знаю, что можешь судить. Намечается контрольная игра с МВО, возьмешься?» Упорнейшая борьба во всех пяти партиях, я на вышке: один, без флаговых и второго арбитра. Игра закончилась, слезаю. «Володь, а ты прилично судишь! – сказал Правдин. – Ну-ка покажи квалификационную книжку». Достаю, а он: «Первую тебе уже надо присваивать, судишь как надо». Так он стал моим крестным отцом. У меня есть привычка сохранять все документы. После упомянутого события открыл квалификационный билет, где написано: «15 августа 1957 года решением президиума ЦСКА МО № 103 присвоено звание “судья первой категории по волейболу”. Подпись: “В. А. Правдин”». А теперь прибавьте 40 лет.

И что случилось в 1997 году?
Ни с того ни с сего полез на антресоли. Достал фибровый чемодан, где лежали все архивные документы. Нашел свой билет, читаю: «15 августа». Посмотрел на календарь: середина августа, 15‑е число. Как? Объяснить не могу. Звоню Правдину: «Виктор Александрович, вы же мой крестный отец как судьи! Я не знаю, какие слова благодарности вам сказать. Сегодня, 15 августа, ровно 40 лет назад вы присвоили мне звание». «Володь, ну ты даешь! Знаешь, что у меня сегодня день рождения? Поздравь что ли… 80…» Ну кто меня послал на антресоли? Чего я туда полез: нашел, открыл, посмотрел? Именно в этот день.

Самый дельный совет, который вам давали?
Жена мне говорила: «Будь скромней». А я не могу, я – больной, мне хочется похвастаться. Новый Уренгой, 2007 год. Финал Кубка Европы. Четыре команды. Местная торсида в ударе: дудки и барабаны не смолкали даже в перерывах. Я начал что-то говорить по делу. Кто-то, не прекращая, долбил в барабан. И я в ту же минуту сказал: «Если вам не интересно, что хочет сказать спикер Олимпийских игр, чемпионатов мира и Европы – слушайте барабан, я больше комментировать не буду». На следующий день в первый технический тайм-аут после восьмого очка – тишина! Мне стало неловко. Выждав паузу, произнес: «Спасибо, мне очень приятно, что мы поняли друг друга». Команда «Факел» под руководством Бориса Колчина выиграла Кубок Европейской конфедерации волейбола.

В театре пауза – полноправный участник спектакля. А как у вас – тоже есть свои законы?
Пауза – очень тонкая вещь. Переборщишь – окажешься в неудобном положении, начнешь говорить что-то раньше – тебя не будут слушать. Это фантастическое искусство, потому что звук (речь) обладает определенной материальной ценностью. Кто говорит и как говорит, может определенным образом воздействовать по-разному. Тембр голоса, волновая частота, слово, инверсия, причастные обороты. Это все – искусство! Умение вести беседу, способность убеждать, а самое трудное – переубеждать – дорогого стоит.