Юниорский чемпионат мира в Таллине стал последним международным соревнованием фигуристов в сезоне. Мужская сборная США была полностью представлена детьми известных в прошлом советских и российских фигуристов. Родители Андрея Торгашева – серебряный призер ЮЧМ-1987 Артем Торгашев (в соревнованиях спортивных пар вместе с Екатериной Муруговой) и чемпионка ЮЧМ-1987 Илона Мельниченко (в соревнованиях танцевальных дуэтов вместе с Геннадием Касковым), Ильи Малинина – выступавшие за Узбекистан воспитанники уральской школы Роман Скорняков и Татьяна Малинина. Корреспондент «Большого спорта» побеседовал с чемпионами мира 1994 года Евгенией Шишковой и Вадимом Наумовым, сын которых Максим в Таллине стал лучшим среди американских юниоров, заняв пятое место.
Тяжело ли тренировать собственного сына, и возможно ли совмещать родительскую любовь со строгостью наставников?
Вадим Наумов (В. Н.): В Америке в таких случаях говорят, что на одной голове приходится носить две шапки одновременно. Чаще приходится надевать тренерскую. Хорошо, что Максим у нас – молодец. Он нас очень любит и терпит, когда мы выходим из себя на тренировках. Тяжелее всего не приносить ледовые проблемы домой.
Ваш сын родился и вырос в Америке, связывает свое будущее со сборной США, но при этом хорошо говорит по-русски…
Евгения Шишкова (Е. Ш.): После рождения сына придерживались правила: дома говорим только по-русски. Помогали в этом регулярно приезжавшие к нам из Санкт-Петербурга бабушки и украинская нянечка. До шести лет, когда он пошел в школу, Максим вообще говорил, читал и писал только по-русски. Мы переживали за английский, но через полгода проблем с общением уже не было.
Можно ли вас назвать стопроцентно американскими тренерами?
В. Н.: Если бы мы остались в России, то наверняка занимались бы только со спортивными парами. В Америке пришлось учиться работать с одиночниками. Да и вообще в США не приходится выбирать. Работаешь со всеми, кто хочет кататься и может платить за уроки.
Российские специалисты в Америке всецело подчиняются принятым там правилам, а возвратившись домой, требуют перспективных учеников, большого количества льда, тренеров по ОФП, шагам, акробатике…
В. Н.: В России существует централизованная система подготовки. Фигуристы привязаны к школам и академиям, тренеры имеют поддержку от государственных структур. В Америке все по-другому. На всю страну один специализированный центр в Колорадо-Спрингс, который поддерживают федерация и Олимпийский комитет США. Остальные катки частные, и владельцы устанавливают собственные правила. Тренеры обязаны им подчиняться. На первых порах мы делали все: и за ОФП отвечали, и за постановки программ, и даже балетные классы вели.
Когда у вас появилась возможность работать не только с пенсионерками, желающими получить уроки у чемпионов мира, но и с фигуристами высокого класса, прибегали к услугам хореографов и тренеров по ОФП?
В. Н.: Работая в Симсбери (это штат Коннектикут), мы практически 10 лет вкалывали как многостаночники и к этому уже привыкли. У нас было достаточно льда, чтобы работать столько, сколько нужно, с теми, кто хотел добиться высоких результатов. Неплохо получалось с парами: Кэти Оршер и Гарретт Лукаш стали чемпионами США и бронзовыми призерами чемпионата четырех континентов. В какой-то момент пар не стало. Они вообще сегодня вымирающий класс не только в Америке, но и во всем мире. Сейчас мы работаем с одиночниками в Бостоне, в одном из старейших клубов США, основанном в 1913 году. Теперь есть возможность привлекать к сотрудничеству хороших специалистов. Один из них – очень интересный и востребованный хореограф Адам Блейк, который ставит программы и Максиму. Есть много учеников, работа с ними позволяет расти.
В России сезон начинается с контрольных прокатов, и свое мнение о новых программах высказывают не только специалисты, но и фанаты фигурного катания. В Америке существует подобная практика, и нужна ли она вообще?
В. Н.: Сама система, когда смотрят готовность спортсмена к сезону, на мой взгляд, правильная. В США тоже есть летние сборы для членов сборной, где оценивают программы. При этом целиковых прокатов делать не заставляют. Те, кто представляет страну на международных соревнованиях, получают в течение года финансовую поддержку. Суммы небольшие по сравнению с российскими спортсменами. Эти деньги можно потратить на тренера, на постановщика, на аренду льда. Единственное условие: расходы должны быть на фигурное катание. Хотя никто это не контролирует, но юным американцам и в голову прийти не может купить на выделенные средства компьютер или мягкие игрушки.
Остальные расходы ложатся на плечи родителей?
Е. Ш.: Естественно. Двухразовые тренировки, поездки на соревнования, пошив костюмов – все оплачивают родители. Как и услуги тренеров и их поездки со спортсменами на соревнования. Позволить себе отдать детей в фигурное катание могут только состоятельные люди или те, кто способен найти спонсора.
В сборной США сейчас много фигуристов с азиатскими корнями…
В. Н.: Вы будете удивлены, но это действительно дети очень состоятельных родителей.
Не отпугивает ли родителей будущих звезд фигурного катания то, что многие звезды не скрывают своей нетрадиционной сексуальной ориентации?
В. Н.: Это одна из наших проблем. Популярность фигурного катания в США сегодня невысока. С Россией, Японией и даже Канадой не сравнить. Просто созданных для фигурного катания девочек американцы с большим удовольствием отдают в хоккейные секции. Иногда смотришь на девчонку с клюшкой и думаешь: «Ты же должна прыжки исполнять и вращения!» Приходится довольствоваться тем, что есть. В США очень хорошо выстроена система проведения соревнований. Сначала проводится первенство штатов, причем Калифорния даже разделена на две половины, затем три региональных турнира, и только потом чемпионат страны.
Е. Ш.: С мальчишками, конечно, проблема есть. Как поется в старой советской песне: на 10 девчонок, по статистике, девять ребят. В американском фигурном катании один на 10.
Некоторые российские тренеры рассказывали, что вынуждены во время занятий работать в перчатках, чтобы избежать обвинений со стороны американской Фемиды в домогательстве…
Е. Ш.: Мне кажется, это преувеличение. В перчатках если и работаем, то только потому, что руки на катке мерзнут. Ставим учеников в позиции, как без этого научить?
В. Н.: На некоторых катках действительно существуют очень строгие правила, и работающие там тренеры предпочитают не рисковать. Ведь всегда найдется «доброжелательный коллега», который может просигнализировать. А в Америке, при желании, можно засудить любого. У нас подобных проблем никогда не возникало.
Вы завершили спортивную карьеру и начали тренировать в Америке в лихие 1990-е, когда в России не было никаких условий для фигурного катания. Сейчас они появились…
В. Н.: Мы очень внимательно следим за тем, что происходит в России. Во время ужина всегда включен телевизор, настроенный на российский канал. Российские тренеры замечательно работают, и можно только порадоваться за условия, которые им созданы. О возвращении не задумываемся. Так сложилось, что мы связали свое будущее с Америкой, а наш сын выступает за эту страну.
Доводилось слышать, что в американском фигурном катании существует «русская мафия»…
Е. Ш.: В США работают очень много тренеров, родным языком которых является русский. Мафии, к сожалению, не существует. Возможно, крестного отца не хватает.
В. Н.: Хотя иногда возникает ощущение, что Федерация фигурного катания США прислушивается к мнению российских специалистов. Но «мафия» – это шутка. Просто большой процент русских тренеров выводят спортсменов на соревнованиях. Иногда шесть американцев на разминке и шесть русских тренеров у бортика!
Родители уже свыклись с мыслью, что российские тренеры – это лучшее, что есть в американском фигурном катании?
Е. Ш.: Это не так. Иначе на всех катках в США уже говорили бы только по-русски.
У вас на первых порах существовал языковой барьер с учениками?
Е. Ш.: Вадим хорошо учился, и неплохо знал язык еще до отъезда в Америку. Он всегда был отличником. У меня условий для учебы в училище олимпийского резерва имелось меньше. Основным предметом было фигурное катание, на остальные внимания не обращали. Когда начали работать, язык выучила быстро. Практически круглосуточно включен телевизор, что тоже позволяло погрузиться в языковую среду и пополнить словарный запас. Начинали с мультиков, постепенно переходили на серьезные передачи и литературу.
В. Н.: Сейчас уже проще профессиональные нюансы объяснять на английском. Даже с Максимом на тренировках переходим на местное наречие. А дома только по-русски!
Проблем с тем, что у ваших учеников отличный от российского менталитет, не возникает?
В. Н.: Не думаю, что разница в менталитетах настолько велика, чтобы возникали какие-то проблемы. Многие американские фигуристы охотно выступают под музыку российских композиторов. Главное, чтобы они ее чувствовали и могли интерпретировать. Хотя в чем-то вы правы. Восприятие культурных ценностей у американцев иное.
Е. Ш.: Когда мы тренировались у Людмилы Георгиевны и Николая Матвеевича Великовых, хореограф нашей группы Наталья Печерская часто водила нас в Мариинский театр. Мы на этом росли. Большинство наших учеников далеки от этого, хотя мы тоже водили наши пары на выступления «Русского балета», гастролировавшего в Бостоне.
Про разницу менталитетов заговорил не случайно. Когда Медведева перешла от Тутберидзе к Брайану Орсеру, то в первый сезон возникало ощущение: она не в своей тарелке…
В. Н.: Просто Орсер решил попробовать поискать новый стиль для своей новой ученицы.
Е. Ш.: За время выступлений Медведевой у российских болельщиков сложилось некое ее восприятие. И у нее самой тоже сложился стиль, отойти от которого не так-то просто. Неслучайно очень интересная джазовая программа, поставленная Трейси Уилсон в прошлом сезоне, не прозвучала, и Евгения вынуждена была ее менять на «Тоску». Эксперимент не удался, но это не значит, что не нужно экспериментировать.
Фигуристки из группы Этери Тутберидзе поразили мир четверными прыжками, и за ними сейчас потянулись американки, японки, кореянки. У юниоров, занявших места в первой десятке в Таллине, только ваш Максим обошелся в произвольной программе без четверного. Нужно ли форсировать освоение сложнейших элементов в столь юном возрасте?
В. Н.: В арсенале Максима тоже есть четверной, но он еще не до конца восстановился после травмы. То, что сложность программ возрастает с каждым годом, – это естественный путь. В России очень хорошо поставлена базовая подготовка в юном возрасте, что позволяет уже в 12–14 лет осваивать сложнейшие прыжки. Американцам этого не хватает.
Е. Ш.: Очень важно, чтобы правильную технику ставили в раннем возрасте, до пяти лет. Причем не менее важными, чем лед, являются растяжка, хореография, ОФП. Американские родители, к сожалению, понимают это очень поздно. Поэтому в сборной США сейчас так много «русских» фигуристов.
В спортивной гимнастике в свое время запретили «петлю Корбут», а Максим Траньков активно ратует за запрет четверного выброса. Может быть, стоит поднять возраст перехода из юниоров во взрослые, и оставить в программе юниорских соревнований только тройные прыжки?
Е. Ш.: Вряд ли кто-то начнет разучивать четверные прыжки в 16 лет. Это делают маленькие, легкие и бесшабашные девчонки лет 12–14. Современное фигурное катание как раз идет по стопам спортивной гимнастики.
В. Н.: Конечно, с возрастом это скажется. За примерами ходить далеко не нужно. Моя мама в 1960-е входила в сборную СССР по спортивной гимнастике и сейчас в свои 80 страдает от полученной во времена спортивной юности травмы голеностопа.
На последних Олимпиадах на соревнованиях по спортивной гимнастике мы видим только совсем юных девчушек и «бабушку» Оксану Чусовитину, которая готова исполнять опорный прыжок и на пятом десятке. Неужели фигурное катание ждет такая же судьба?
Е. Ш.: Девочки уже в 18 заканчивают спортивную карьеру. Хотя болельщики с удовольствием наблюдали бы за выступлениями Юлии Липницкой, Евгении Медведевой, Алины Загитовой еще много лет. Только им в спину дышит молодняк, и удержаться на вершине невозможно. Организм становится другим, и исполнять прыжки, которые легко даются 15-летним, те, кто на два-три года старше, уже не могут.
Может, действительно стоит поднять возрастной ценз при переходе из юниоров во взрослые?
В. Н.: Сейчас обсуждаются разные идеи. Предлагают даже проводить отдельные соревнования для девочек и девушек. Другое дело, что в современном мире сложно чего-то добиться системой запретов. Прогресс не остановить, а повышение сложности программ – это и есть прогресс в фигурном катании.
Что-то из арсенала Великовых в своей тренерской работе вы используете?
В. Н.: Нам хочется верить, что у своих тренеров мы почерпнули самое главное – человеческое отношение к фигуристам. Очень часто вспоминаем Людмилу Георгиевну и Николая Матвеевича, постоянно с ними на связи. Когда приезжаем в Санкт-Петербург, обязательно заглядываем на каток, где они работают.
Е. Ш.: Нам очень повезло, что тренировались у таких замечательных наставников. Результаты для них были на втором месте, а на первом – душевное тепло.
Вам предлагали перейти к, скажем так, более авторитетным и умеющим продвигать своих учеников тренерам?
В. Н.: Предлагали, но мы даже не рассматривали такие варианты.
Нет ли ощущения, что из-за этого вы выиграли меньше, чем могли бы?
В. Н.: Вполне возможно. Только получили мы нечто большее: ощущение того, что сделали все, что могли, вместе с тренерами, которые нас вырастили.
Где вы храните свои медали?
В. Н.: Не поверите, но в мешке, который лежит в каком-то из ящиков комода.
Е. Ш.: Друзья все время нас упрекают за то, что не сделали уголка славы. Да только руки все не доходят.
А награды Максима в другом ящике?
В. Н.: Медали и кубки Максима как раз на самом видном месте.
Е. Ш.: Ничему так не радуешься, как успехам своих детей!
Баланс между фигурным катанием, учебой и радостями жизни он выдерживает?
Е. Ш.: Он с утра до вечера на катке. Даже учиться в школе приходилось дистанционно, хотя мы до последнего пытались совмещать тренировки с обычными уроками.
Двукратный чемпион мира Натан Чен как-то совмещает тренировки и выступления с учебой в престижном Йельском университете…
В. Н.: Нас это поражает и восхищает. Даже не понимаем, как такое возможно! Таких людей, как Чен, мы называем инопланетянами.
В Максиме вы видите продолжателя семейной тренерской династии и надеетесь, как Великовы, поработать в связке с внуком?
В. Н.: На нашем катке Максим уже начал тренировать. В США это возможно с 18 лет. К нашему удивлению, у сына очень хорошо получается работать с маленькими детишками, и им тоже нравится. Приходится даже кому-то отказывать из-за собственного плотного графика.
Е. Ш.: Максим очень тщательно все объясняет. Детишки это чувствуют и тянутся к тренеру. По результатам школьных тестов сын получил грант на обучение в одном из престижных колледжей Бостона, позволяющий покрыть 75% платы за обучение, но решил взять паузу на год и сосредоточиться на фигурном катании.