Насколько совершенно тело спортсмена? Способно ли оно восхищать так же, как восхищают античные статуи олимпиоников? Могут ли атлеты стать живым воплощением эстетического идеала? Чтобы ответить на эти вопросы, мы сделали предметом искусствоведческого анализа телосложение пяти выдающихся спортсменов современности – борца Александра Карелина, пловца Яна Торпа, бодибилдера Джея Катлера, гимнаста Алексея Немова и бегуна Кенениса Бекеле.
На фотографиях, сделанных в момент напряженного спортивного действа, Александр Карелин, трехкратный триумфатор Олимпийских игр, девятикратный чемпион мира, двенадцатикратный победитель европейского первенства и многократный чемпион СССР и России, являет собой образец античного героя эллинистического периода. Активное движение, кульминационное напряжение мускулов, выразительность мимических жестов – своим физическим совершенством прославленный российский борец отсылает нас к скульптурам знаменитого Пергамского алтаря, ныне хранящегося в Берлине. Собственно, на такие ассоциации провоцирует и сам вид спорта – греко-римская борьба. На рельефах Пергама, изображающих героическую борьбу богов-олимпийцев с титанами, вы не увидите ни кульминации битвы, ни сцен отдыха. Всюду – лишь нечеловеческий накал долгого и изнуряющего сражения. И Александр Карелин прекрасно знает, что это такое: много раз он выходил на ковер с тяжелейшими травмами, боролся и выигрывал. Его спортивная карьера давно закончена, но, по его собственному признанию, он до сих пор помнит ту боль и напряжение.
В 14 лет Ян Торп был на 20 сантиметров выше своих сверстников и очень переживал по этому поводу. Через два года он выиграл свою первую золотую медаль, став самым молодым чемпионом мира по плаванию в истории. Именно тогда выяснилось, что особенность его конституции – долговязая фигура, огромные ступни, гигантские руки, размах которых составляет 199,8 сантиметра, – могут помочь спортсмену стать величайшим пловцом современности. Мягкие контуры дисгармоничного тела Яна Торпа, неклассические черты его лица, заостренный подбородок и многозначительный взгляд придают внешности спортсмена нечто бодлеровское или уайльдовское. Подобное лицо могло бы встретиться в работах французского художника Анри Тулуз-Лотрека, любившего изображать физические особенности своих героев в гротескном ключе. Неровная линия носа спортсмена и нестандартный абрис его глаз наверняка впечатлили бы великого живописца и сделали Торпа излюбленным персонажем его полотен.
Нагромождение гипертрофированных мышц, преподносимое как идеал мужской красоты, сложно встретить в истории мирового искусства, даже если обратиться к антиклассической традиции. В архаических, средневековых или маньеристических изображениях следование натуре и соразмерность пропорций не является обязательным, но даже здесь мы вряд ли обнаружим образ, подобный Джею Катлеру. У архаических фигур могли быть утрированы отдельные части тела (например, богиня плодородия часто изображалась с огромной грудью), но акцент всегда делался на самых важных элементах и не распространялся на весь образ. Идея превратить тело живого человека в наглядное пособие по анатомии – скорее, сюрреалистическая. Мир, в котором внутри автомобиля может идти дождь, высоченные жирафы стоят на тонюсеньких ножках, а женщина состоит из ящиков, вполне допускает и передвижную гору мышц. Если эта гора еще и говорит – вообще замечательно. Мышечная экспансия Джея Катлера наверняка увлекла бы Сальвадора Дали или Рене Магритта, вдохновив их на самые смелые творческие эксперименты.
Широкое открытое лицо, достаточно высокий лоб, ясный взгляд, идеальные пропорции тела, подлинность напряжения рельефных мышц выдающегося гимнаста Алексея Немова делают его образ созвучным героическим персонажам классицизма. Безукоризненная точность, грациозность, композиционная внятность и продуманность каждой пластической фразы – в этом у него много общего с лучшими произведениями французского классика Николя Пуссена. Впрочем, хладнокровие и сдержанность в вопиюще нечестных ситуациях также позволяют перенести образ спортсмена в контекст классицизма. Мастера этого художественного направления, опиравшиеся, как и ренессансные художники, на наследие античности, полагали, что изображения достойны не все сюжеты, а только те, что дают пример возвышенности духа. Зрителю демонстрировались ситуации, в которых добродетели одерживают верх. Именно так можно проинтерпретировать инцидент, произошедший с Алексеем Немовым на афинской Олимпиаде 2004 года, когда почти безупречно выполненная программа была откровенно предвзято оценена судьями. Десять минут 12 тысяч зрителей, присутствовавших на стадионе, шумели и свистели от возмущения, скандируя имя Немова. Спортсмен отнесся к несправедливости со стоическим спокойствием и встретил ее благородным молчанием.
Изможденное, худое тело темнокожего бегуна Кенениса Бекеле наверняка привело бы в восторг таких идеологов европейского авангарда, как Анри Матисс, Андре Дерен или Жорж Брак. Открыв для себя в начале XX века африканское искусство, европейцы испытали настоящий художественный шок. Его яркость и выразительность, экспрессивность и гротескность форм стали для западных художников новым эстетическим идеалом. Пабло Пикассо откровенно подражал «негритянской» манере изображения, создав под ее влиянием своих знаменитых «Авиньонских девиц». В африканских масках и статуэтках Пикассо восхищала прежде всего исходящая от них витальная сила. Та же витальность чувствуется и в образе Кенениса Бекеле, величайшего бегуна современности. Судя по всему, именно потрясающая жажда жизни и позволила ему пережить ужасную трагедию двухлетней давности, когда его невеста Алем Течале умерла от сердечного приступа прямо на руках у Бекеле. Лишь спустя восемь месяцев спортсмен смог снова выйти на старт и победить на беговой дорожке, участвуя в очередном чемпионате мира.