Михаил Прокопец – о докладе Макларена, допинге, договорных матчах и дороговизне обращения в CAS

Досье

- Родился 4 мая 1983 года в Москве
- С 2005 по 2008 год – юрисконсульт и ведущий юрисконсульт в Российском футбольном союзе (РФС)
- С 2006 по 2008 год – ответственный секретарь КДК РФС
- Член комиссии РФС по лицензированию футбольных агентов (2006–2008)
- С 2006 года – судья Спортивного арбитражного суда (Москва)
- С 2007 года – эксперт комиссий РФС по лицензированию футбольных клубов и по лицензированию стадионов
- Партнер юридической компании SILA

Доклад Макларена и выложенные канадским юристом в интернет документы – это предмет спортивного или, скажем, уголовного права?
Понятие «спортивное право» до сих пор является предметом дискуссий. Это новая комплексная отрасль, включающая в себя элементы трудового, гражданского и международного права. По сути, сделанное Маклареном – исследование проблемы и сбор доказательной базы. Для сравнения: произошла авария на нефтевышке, и человека направили расследовать причины случившегося. Он пишет в отчете: «Нашел следы подпиливания опоры». Так и Макларен рассказывает о том, что он обнаружил. Другой вопрос, как поступить с изложенными фактами. Это будут решать международные федерации по видам спорта. Доклад Макларена – просто инструмент, который используется WADA, МОК и федерациями.

В плане смягчения возможных последствий для России предпочтительнее расследовать каждый случай отдельно или все в совокупности?
Я считаю, что вопрос с допинг-системой в целом уже не может быть решен на уровне юристов. Здесь мы видим высокий уровень абстракции, требующий политических шагов. Это своеобразный снежный ком, который поначалу можно было удержать, однако по мере увеличения массы и скорости он становится неуправляемым. Не исключаю, что после того как все конкретные случаи будут рассмотрены федерациями, WADA или МОК примут политическое решение. Подобный вариант развития событий нежелателен, однако исключать его нельзя.

Можно ли сказать, что Министерство спорта России выбрало оптимальную линию защиты, отрицая наличие государственной системы допинга в стране? Не приведет ли это к отстранению россиян от ближайших Олимпийских игр, в случае если наличие такой системы сочтут доказанным?
Не возьмусь давать оценку столь глобальным вещам. Могу лишь сказать, что при наличии такой системы никто в этом не признается. А если ее нет, то тем более странно клеветать на себя. Поэтому заявления наших спортивных чиновников абсолютно понятны в сложившейся ситуации.

В докладе Макларена не называются фамилии подозреваемых в нарушении антидопинговых правил спортсменов, однако определить некоторых из них легко. Обращался ли к вам кто-либо из этих атлетов за консультацией?
Сам факт обращения – адвокатская тайна, поэтому не упоминавшихся в прессе фамилий не назову. Отмечу, что в 2016 году по допинговым делам с нашей фирмой консультировались как российские федерации по видам спорта, так и индивидуальные спортсмены. Многих останавливают суммы, которые надо потратить на рассмотрение дела в CAS в Лозанне. Для того чтобы просто обратиться в Спортивный арбитражный суд, надо заплатить 1000 франков в качестве невозвратной пошлины, еще 2–3 тысячи уйдут на перелет и проживание. Недешева и помощь юристов – от 10 до 25 тысяч евро в зависимости от сложности споров. В некоторых случаях мы отказываемся от гонорара или снижаем его до компенсации наших фактических расходов, но общие затраты все равно составят 10 и более тысяч швейцарских франков. Хорошо, что допинговые споры относятся к дисциплинарным, – дополнительные пошлины за их рассмотрение не взимаются. Существует механизм, когда спортсмен может обратиться в CAS с просьбой рассмотреть его дело бесплатно, однако для этого надо привести доказательства того, что ты не располагаешь необходимыми средствами. К тому же сама процедура вынесения решения о бесплатном рассмотрении дела достаточно длительна, а для спортсмена ключевым зачастую является временной фактор. Даже некоторые федерации по видам спорта не могут позволить себе обращение в CAS сугубо по финансовым причинам. При победе деньги возвращаются, но в допинговых делах итог рассмотрения непредсказуем, ведь действует презумпция вины. Наши спортивные чиновники любят разбрасываться лозунгами: «Это политический заказ!», «Своих не бросаем!». Зачастую на практике спортсмены остаются один на один со своими проблемами, платить никто не хочет.

Вы помогли каноисту Андрею Крайтору добиться возможности выступить в Рио‑2016. Кто оплачивал его обращение в CAS?
Спортсмен. Там был конфликт с Федерацией гребли на байдарках и каноэ России, соответственно, финансовой помощи спортсмен от федерации не получил.

CAS признал незаконным решение Международной федерации каноэ (ICF) отстранить мужскую сборную Белоруссии от участия в Олимпиаде‑2016 по подозрению в нарушении антидопинговых правил. Белорусы оценили свои убытки в сумму свыше 2,3 миллиона долларов и готовят иск к ICF. Как вы оцениваете перспективы получить компенсацию? Есть ли шансы получить компенсацию у россиян, временно отстраненных от соревнований из-за того, что их фамилии упоминались в докладе Ричарда Макларена?
Белорусы молодцы. Защищают и гребцов, и тяжелоатлетов. Это правильный подход. Если позволять безнаказанно отстранять спортсменов, подобная практика продолжится. А наказать Международную федерацию каноэ в данном случае можно только финансово. Я всем рекомендую так поступать, но россияне, к сожалению, не идут этим путем. Та же Юлия Ефимова добилась права выступить на Играх в Рио-де-Жанейро, однако материальной компенсации за моральные страдания не требовала. Гребцы Анастасия Корабельникова и Иван Подшивалов через суд добились права стартовать в Рио‑2016, но физически не успели долететь до Бразилии к моменту начала соревнований. У них тоже был повод подать иск к Международной федерации гребного спорта (FISA) с требованием возместить потери. Этого также не было сделано.

Если вернуться к белорусам, то в случае их победы и выплаты им компенсации прецедентом в юридическом смысле это не станет. Разве что примером. Юристы и арбитры смотрят на практику, однако жесткого требования ей следовать нет.

У России забрали чемпионат мира по бобслею и скелетону, отменены этапы Кубка мира по некоторым олимпийским видам спорта в нашей стране. В интервью нашему журналу министр спорта Павел Колобков заявил: «Многие соревнования на территории нашей страны проходят не в соответствии с заключенными соглашениями, а по одному только решению о проведении стартов. Это одна из проблем спортивного права». Видите ли вы механизм получения компенсации за отмену соревнований, ведь в подготовку к ним вложены немалые средства?
В данном случае я вижу ошибку Федерации бобслея России, не заключившей договор с международной федерацией. Допустим, вы договорились с арендодателем, который говорит: «Давайте деньги и заезжайте в квартиру». Вы приехали, жилплощадь занята, а вам говорят: «Договора нет, идите отсюда». Чья это проблема? В первую очередь ваша – как человека, не заключившего контракт. Возможно, до этого вы снимали квартиру без официального соглашения, и проблем не было. А сейчас появились. В случае с чемпионатом мира по бобслею и скелетону та же ситуация. Но я считаю, судиться нужно в любом случае: есть фактические отношения, их свидетельства, расходы…

Были ли в вашей практике случаи, когда спортсмен или организация хотели обратиться в CAS, а вы отговорили, не видя перспектив выиграть дело?
Делая интервью с адвокатом, журналист сталкивается с проблемой: собеседник много знает, однако мало о чем готов рассказать. Я не буду называть фамилий. Мы проводим анализ и честно говорим клиенту о шансах выиграть дело. Часто видно, что судиться – попусту тратить время и деньги. В одних случаях клиента это устраивает, ему просто нужно потянуть время, чтобы, допустим, отсрочить дисквалификацию. В других – он следует нашему совету пойти иным путем. К примеру, заключить мировое соглашение.

В чемпионатах России по игровым видам спорта понятие «легионер» нередко формулируется как «спортсмен, не имеющий права выступать за сборные России». Нет ли здесь явного противоречия с нормами трудового права? Как вы оцениваете перспективы заигранного за другую страну спортсмена с российским гражданством в судебном порядке добиться изменения формулировки?
Я нахожу в этой формулировке элемент дискриминации, но многие коллеги считают иначе, упирая на то, что подобное определение легионера содержится в Федеральном законе о спорте. Я же считаю, что Конституция и Трудовой кодекс выше закона о спорте, и два гражданина России не могут иметь разные трудовые права. Не раз общался с футболистами, которые хотели обжаловать действующее определение легионера. Но, думаю, эта тема связана с определенными рисками для спортсмена. Здесь вопрос скорее политический. Спортивные чиновники высшего уровня не раз говорили, что забота о молодых футболистах, потенциальных кандидатах в сборные, является для них приоритетом. Вопрос в том, способствует ли создание тепличных условий прогрессу, однако в данном случае мы уходим в темы, далекие от спортивного права.

Вы являетесь судьей Спортивного арбитражного суда (Москва). Судя по официальному сайту этой организации, за год рассматривается буквально несколько дел. Можно ли сказать, что спортивный арбитраж в нашей стране не востребован и споры решаются по-другому?
Это просто третейский суд, который стороны могут выбирать для рассмотрения дела. Однако почти не пользуются этой возможностью. В футболе и хоккее есть свои органы, разбирающие спорные случаи. С 1 января 2017 года вступили в силу поправки в закон о физической культуре и спорте, где рассматривается создание междисциплинарного суда на основе ОКР и Торгово‑промышленной палаты. Это будет российский аналог CAS. Станет ли он работать – вопрос скорее политический. На данный момент нет ни регламента, ни концепции такого суда. Считаю его создание перспективным лишь при установлении обязательности обращения в него для всех видов спорта и возможности обжалования решений в CAS. Практика показывает, что при отсутствии последнего права спортсменов нарушаются. В частности, в футболе было два органа – Палата по разрешению споров и Комитет по статусу игроков. Вторую инстанцию убрали, и, думаю, это сделано опрометчиво. К примеру, тренер судится с клубом за 50 тысяч рублей. Палата по разрешению споров невнимательно рассмотрела дело, а обжаловать ее решение специалист теперь может лишь в CAS, на что ему банально не хватает денег. Существует и психологический момент: зная, что их решение не может быть оспорено, судьи не всегда следуют букве закона.

На официальном сайте юридической компании SILA сообщается, что ваш клиент Игорь Денисов подписал новый контракт с «Локомотивом». Можно ли сказать, что вы начали оказывать агентские услуги? Могут ли юридические компании в полной мере заменить футболистам агента или к их услугам оптимально прибегать лишь в случаях, когда достигнута принципиальная договоренность между игроком и клубом и нужно грамотно составить контракт?
Спортивный юрист вполне может быть агентом. Более того, в действовавшем до недавнего времени регламенте по агентской деятельности говорилось, что адвокаты не нуждаются в дополнительном получении лицензии: предполагается, что их профессиональный уровень априори позволяет оказывать такие услуги. Но на практике мы пришли к выводу, что работа юриста и агента – разные вещи, и скрещивать их не собираемся. Более того, среди клиентов нашей компании немало агентов, и создавать им конкуренцию не хотим. Мы оказываем футболистам, агентам, клубам и тренерам сугубо юридические услуги – составляем контракт таким образом, чтобы клиент был максимально защищен в случае возникновения проблем.

Какие пункты в контрактах игроков вызывают наибольшие споры с клубами?
Некоторые клубы специально присылают договор в формате pdf, не позволяя вносить изменения. Футболистам остается либо подписать, либо отказаться от сотрудничества. Спорят же чаще всего из-за возможности перевода в дубль, опции заключения личных рекламных контрактов, условий расторжения договора, инстанции, в которой будут рассматриваться споры в случае разногласий, штрафов, премиальных, лечения травм и так далее…

Насколько штрафы, к примеру, за лишний вес соответствуют трудовому законодательству?
Мы употребляем слово «штраф» в качестве упрощения. Трудовой кодекс действительно запрещает штрафы. Однако контракты, как правило, содержат некую фиксированную сумму и поощрительную выплату. В контракте указывается, что если футболист приехал из отпуска с лишним весом, сумма этой выплаты снижается на определенный процент. Мы помним дело Дзюбы, когда «Спартак» оштрафовал нападающего за критику в интервью. Футболист с нашей помощью выиграл это дело. Скорее всего, самостоятельно он не смог бы добиться положительного результата. Равно как и в конфликте Игоря Денисова с московским «Динамо» спортсмен получил свое с помощью юристов.

В феврале нынешнего года суд в Казахстане отказался удовлетворить иск клиента букмекерской конторы о выплате выигрыша по ставке на матч чемпионата России между «Уралом» и «Тереком», признав игру договорной. К каким последствиям приведет это решение в России? Кто и как должен бороться с договорными матчами в нашей стране?
Суд рассматривал вопрос о том, должны ли букмекеры выплатить выигрыш по ставке, а не являлся ли матч договорным. Это далеко не одно и то же. Я не знаком с мотивировкой, но с большой долей вероятности могу предположить, что анализировался не характер игры, а колебания букмекерских котировок. К рассмотрению этого дела в Казахстане не привлекались ни «Терек», ни «Урал», и это наглядно демонстрирует, что суд решал именно вопрос о ставке, а не о характере игры. Борьба с договорными матчами – вопрос политической воли и сбора доказательной базы. Всем давно очевидно, что просто наблюдая, как играют футболисты, нельзя сделать обоснованный вывод о договорном характере. Равно как и, к примеру, ответить на вопрос, специально ли поскользнулся игрок. Приведу пример: нашему клиенту U. D. Leiria в Португалии для выхода в следу­ющий раунд надо было забить на один мяч больше, чем другой команде. Матчи шли параллельно, и на каждый гол U. D. Leiria оппонент отвечал своим. В результате наш клиент выиграл со счетом 6:0, а противник – 7:1. При том что ни в одной из предыдущих игр клуб, в ворота которого влетело семь мячей, не пропускал больше трех. Всем все понятно, но доказать ничего не удалось. До тех пор, пока люди сами не станут сознаваться либо полиция с помощью оперативно-разыскных мероприятий не соберет доказательства, дело с мертвой точки не сдвинется.

Наличие клиентов в Португалии свидетельствует о том, что российские спортивные юристы востребованы в Европе?
FIFA заставляет всех использовать одни и те же правила. Если их знать, можно работать в любой стране. Это уникальная ситуация, поскольку, скажем, юристам в сфере налогообложения при переезде надо переучиваться. У нас есть клиенты во Франции, Португалии, Испании, Англии. Как правило, это футболисты, выступавшие в РФПЛ. Не скрою, основное конкурентное преимущество российских спортивных юристов на европейском рынке – это цена.

Есть ли у вас клиенты в профессиональном боксе?
Нет, мы сотрудничаем с некоторыми спортсменами в сфере смешанных единоборств. Российский профессиональный бокс я бы не назвал индустрией, наш внутренний рынок достаточно скромен.

Наш читатель Семен Морозов волнуется за судьбу Александра Поветкина, в организме которого нашли остарин. Этот запрещенный препарат выводится месяцами (по некоторым данным – не менее года). Семен перечисляет все допинг-пробы Поветкина: 15 ноября – чисто, 6 декабря – 20 триллионных грамма остарина, 13 декабря – чисто. И спрашивает, как поступить спортсмену?
В некоторых случаях препарат появляется в организме волнообразно. Так, к примеру, происходит с мельдонием. Про остарин не знаю, но сразу скажу, что такой способ защиты, как вопрошание: «Подумайте логически, как подобное может произойти?», не проходит. В делах о допинге действует презумпция вины. Если атлет хочет, чтобы ему снизили срок дисквалификации, он должен внятно объяснить, как запрещенный препарат попал в организм. Как правило, спортсмены знают, как и почему это произошло. Конечно, встречаются дикие случаи, когда соперник что-то подсыпал в питье или еду, но это бывает очень редко.

В подобной ситуации нужно выдумать способ попадания допинга в организм?
Я не могу в прессе давать такую рекомендацию. И уж тем более не надо придумывать способ, который легко опровергнуть. При рассмотрении дел зачастую приглашают экспертов в области медицины. Хорошее оправдание выглядит правдоподобным и подчеркивает, что спортсмен допустил нарушение не умышленно, а по небрежности. Например, съел мясо, в котором были анаболические стероиды. Но и в таком случае спортсмен окажется виновным: в его обязанность входит выбор безопасных мест для питания. Максимальную поблажку дают тем, кто сообщает о людях, давших им допинг до того, как проба дала положительный результат. Но в нашей стране, как вы понимаете, подобного практически не происходит. Таков менталитет.